благо сквозь деревья пробивался свет фонаря.
На поляне я увидел девушку. Ее звали Нана, мы любили проводить время вместе, схоронившись от чужих глаз.
Отец не переставал твердить о важности брака: он успел заблаговременно обо всем позаботиться и нашел девушку из порядочной семьи. Правда, я до сих пор ничего о ней не знал.
А сейчас наступил момент для иного опыта: мне хотелось самому познать тонкости интимного общения между мужчиной и женщиной – и чем раньше, тем лучше. Я не желал ждать ту самую, единственную.
С Наной было просто. Мы одноклассники, а вечерами несколько раз в неделю встречаемся в условленном месте. Нана была неприметной тихоней, но лишиться девственности я хотел именно с той, которая не разболтает о моем фиаско в случае провала.
Нана была в легком белом сарафане, перетянутом тонким поясом: наряд делал ее визуально еще хрупче и стройнее. Переносной тётин озарял девушку мягким светом, и меня охватило приятное возбуждение. Я не мог сдерживаться. Ничего не говоря, я жадно накинулся на нее, не желая тратить время на досужие разговоры.
Наши дома разделял небольшой лес, вдоль которого проходила дорога, но электрические фонари работали с перебоями, поэтому Нана часто брала тётин.
Застегнув штаны, я проводил ее до дома, аккуратно шагая по обочине и придерживая девушку за плечи. Попрощавшись, я свернул с дороги, чтобы сократить путь домой.
Уханье сов и крики ночных птиц, круживших над головой, не прекращались, не позволяя мне заблудиться. Вдалеке послышался гром, хотя дождливый сезон начала лета уже закончился. Я ускорил шаг, стараясь обогнать тучи, бежавшие по небу.
Но внезапно я остановился. Скрип колес и стук копыт оборвали тишину, и я насторожился. Встретить лошадь в нашем пригороде – большая редкость. Я решил выяснить, что происходит, спустился по склону и заметил человека в лохмотьях. Он брел по берегу реку, нахлобучив на голову соломенную шляпу сугэгаса, которую носили фермеры, странствующие писатели, монахи и прочий вольный люд.
Теперь луну не скрывали тучи – мне даже удалось разглядеть иероглиф, означающий, что повозка нагружена алкоголем.
«Торговец саке? – промелькнуло у меня в голове. – Что за бред. В двадцать первом веке никто не торгует саке в повозке, да еще практически в лесу».
Я решил понаблюдать и присел на холодную землю. Путник тем временем продолжал путь. Я встал и последовал за ним, внимательно всматриваясь в полумрак.
Опасаясь быть замеченным, я время от времени прятался за деревьями, когда человек делал остановки. Вдруг прогремел гром, и дождь хлынул как из ведра без предупреждения. Торговец саке под натиском ливня уже подгонял лошадь, и я почти потерял его из виду, не успевая за незнакомцем, кроме того, мне приходилось шагать по холмистой местности.
Неожиданно дорогу мне преградил овраг: земля размокла и превратилась в месиво из комьев почвы и листьев. Дождь не давал продолжить слежку.
Решив вернуться назад и бросить неудачную затею, я поплелся прочь. Одежда отяжелела от воды и не давала свободно двигаться, а пот смешался с каплями дождя, которые попадали в глаза и вызывали дискомфорт. Спустя некоторое время ходьбы по пересеченной местности мои ноги подкосились: я увяз в лесной жиже. Потеряв равновесие, я упал и покатился с обрыва.
Острая боль пронзила меня насквозь. Я потерял сознание. Мир погрузился в темноту.
* * *
Не открывая глаза, я услышал знакомый звон фурина, раздавшийся совсем рядом. Тело, налитое свинцом, не могло перевернуться, я чувствовал дикую жажду. Я с трудом разлепил склеившиеся веки и попытался осмотреться по сторонам. Я находился в своей комнате. Через минуту я постарался подняться, что мне и удалось: я медленно, почти на полусогнутых конечностях встал с футона.
Окно спальни выходило на солнечную сторону, первые лучи уже коснулись дома, но едва ли согревали стены. На улице клубился туман, ползущий по земле и скрывающий цветы.
Кто-то оставил окно открытым, позволяя ветру колыхать фурин.
Везде царила тишина. Я покинул комнату, вышел в коридор, миновал дверь родительской спальни и свернул в ванную.
Ссадины и раны были на обеих руках, а на лбу выступила огромная шишка. Я попробовал прикоснуться к ней, но голова сразу же заныла.
Желание умыться не заставило себя долго ждать. Прохладная вода обжигала болью ссадины, поэтому несколько минут я шипел на свое отражение в зеркале. Вытерев последние капли с лица и рук, я направился на кухню, где уже кто-то был: шаги я услышал еще в ванной.
Меня мучила жажда, поэтому я не хотел возвращаться в свою комнату. За кухонным столом сидела мама, очевидно ожидая меня.
– Мама, – пробормотал я, пристально посмотрев на ее лицо, чтобы предугадать настроение.
– Сынок, – тихо отозвалась она. – Что случилось? Тебя нашли на крыльце нашего дома поздней ночью!
Я не знал, что ответить. Да и как соврать? Недавние события никуда не делись, и я прекрасно помнил все – до момента падения.
– Я хотел погулять в лесу в дождь, – не придумал я ничего лучшего.
– Без зонта? – подняла бровь мама, явно не веря в мою ложь. – Отец обнаружил тебя спящим на ступенях! Ты был перемазан в грязи и от тебя пахло саке, – заключила она, скрестив руки на груди.
Взяв со стола стакан с водой, я сразу же осушил его большими глотками. Затем наполнил водой из кувшина и задумался о произошедшем.
Имеется лишь одно логическое объяснение: торговец саке заметил меня, когда я потерял сознание, и довез до дома.
Но как он выяснил, где я живу?
Мама молча сидела и смотрела, как я с жадностью допиваю уже третий стакан.
Она выглядела понурой и разочарованной.
– Прости, – проговорил я. – Мы вчера с друзьями тайно встречались в лесу, похоже, не рассчитали и перебрали с алкоголем.
– Больше ничего умного не придумали? – со злостью в голосе сказала она. – Скоро экзамены, а ты ерундой страдаешь. А папе потом объяснишь, где тебя черти носят. – Мама встала из-за стола и направилась к выходу, но напоследок обернулась. – Кстати, держи свой омамори. – Она протянула мне мешочек. – Амулет лежал в кармане рубашки, отец вытащил его, когда стягивал с тебя грязную одежду. Тебе следует сходить в храм и купить новый, этот вряд ли защитит тебя от разговора с отцом. – И родительница удалилась, вручив мне чужой желтый мешочек с иероглифами, дарующими владельцу везение.
Омамори нельзя открывать: считается, что тогда он теряет волшебные свойства, но, так как вещь явно мне не принадлежала, я все же оттянул нить. Внутри, как и предполагалось, была бумажная табличка с надписями, призывающими удачу.
А на обороте бумажки я